Дмитрий Бальтерманц: правдивая фотография

Дмитрий Николаевич Бальтерманц родился 13 мая 1912 года в Варшаве, столице Польши, которая еще входила в состав Российской империи. Он рос в благополучной и интеллигентной семье: отчим будущего фотографа был адвокатом, мать свободно говорила на нескольких иностранных языках. 

В 1915 году после начала Первой мировой войны семья переезжает в Москву. Глава семейства искал спокойствия и стабильности. И нашел их – на короткие два года. Грянувшая в 1917 году революция принесла разруху, лишения, бедность.  Почти сразу после Октябрьского переворота семью Бальтерманцев уплотнили, превратив их квартиру в коммуналку. Бывшим хозяевам осталась только одна комната – в ней Дмитрий Бальтерманц прожил почти всю свою жизнь.
После смерти отчима Дмитрия мать мальчика устроилась машинисткой в Издательство иностранной литературы.  В это же время, четырнадцатилетним подростком, начал свою трудовую деятельность и сам Дмитрий.

Мальчику удалось попробовать свои силы в самых разных областях. В течение нескольких лет Дмитрий ассистировал («принеси-подай») нескольким известным фотографам, помогал оформлять витрины в издательстве «Известия», работал наборщиком в типографии, киномехаником, помощником архитектора.

Окончив в 1939 году механико-математический факультет Московского государственного университета, Дмитрий Бальтерманц был принят преподавателем математики в Высшую военную академию в звании капитана. В этом же году молодой человек по заказу газеты «Известия» выполнил свой первый профессиональный фоторепортаж, запечатлев ввод Советских войск на территорию Западной Украины. Ни фотографий, ни негативов с той поездки не сохранилось, однако именно она решила его судьбу – он был зачислен в штат «Известий» и стал профессиональным фотографом. Согласно воспоминаниям дочери фотографа Татьяны Бальтерманц, перед принятием «судьбоносного» решения, Дмитрий Бальтерманц почти не колебался: «На размышления ушло немного времени - душа уже была отравлена фотографией, осталось взять в руки фотоаппарат». 

Сразу после начала Великой Отечественной войны, Дмитрий Бальтерманц отправился на фронт в качестве фотокорреспондента газеты «Известия». На страницах газеты появились его репортажи, посвященные строительству противотанковых укреплений под Москвой, обороне, военным действиям в Крыму, битве под Сталинградом. 

Закончилось же сотрудничество Дмитрия Бальтерманца с «Известиями» очень печально для фотографа, в 1942 году. Однажды во время его отсутствия в редакции срочно потребовалась фотография разгромленной немецкой техники. В это время Бальтерманц на несколько дней вернулся в столицу, чтобы проявить и напечатать фотографии, отснятые под Москвой и Сталинградом. Снимки были оставлены сушиться в редакции. Ночью один из них руководство газеты решило срочно поставить в утренний номер. В спешке случайно выбрали фотографию не подбитых немецких, а подбитых английских танков, бывших на вооружении в Красной Армии. Дмитрий Бальтерманц при выборе снимка не присутствовал, однако после того, как ошибка была обнаружена, вся ответственность была возложена именно на него. Бальтерманц был разжалован в рядовые и направлен в штрафной батальон.

Жизнь фотографу спасло тяжелейшее ранение, грозившее ампутацией ноги. Пролежав в госпиталях до 1944 года, Дмитрий Бальтерманц снова отправился на фронт фотокорреспондентом – теперь уже не «Известий», а армейской газеты «На разгром врага», в которой он проработал до самой Победы. 

Интересна судьба фронтовых снимков Бальтерманца: его рядовые фотографии печатались сразу, а многие шедевры (в частности легендарный снимок 1942 года «Горе»), ставшие классикой мирового военного фоторепортажа, были напечатаны спустя десятилетие после окончания войны — с началом хрущевской оттепели. Снимок «Горе» — характерное для Бальтерманца сочетание фоторепортажа с постановочной и художественной фотографией: черные тяжелые облака попали на снимок из другого негатива.

Иногда главную роль в рождении «шедевра» играл случай. В одном из германских городков Бальтерманца попросили снять солдат, просто так, чтобы можно было хоть что-то послать домой. Когда он пришел за солдатами, то увидел такую сцену: в полуразрушенном доме ребята нашли невесть как уцелевшее пианино и слушали, как один из них что-то наигрывал. Бальтерманц на всякий случай щелкнул разок, а потом они пошли подыскивать более «героический» фон. Неизвестно сохранились ли эти «героические» снимки, но случайный «Чайковский» стал одной из самых знаменитых военных фотографий. 

Вернувшись с фронта с орденами, медалями, сотнями публикаций и архивом в тысячи негативов, Дмитрий Бальтерманц не сразу нашел работу. Служба в штрафном батальоне и еврейское происхождение в эпоху набиравшей обороты кампании по борьбе с космополитизмом закрыли для фотографа двери даже тех изданий, где высоко ценили и любили его творчество. Ответственность принять Бальтерманца на работу взял на себя только поэт Алексей Сурков, главный редактор журнала «Огонек» - крупнейшего советского иллюстрированного издания, которое выходило миллионными тиражами. В этом журнале, с 1965 года возглавив его фотоотдел, Дмитрий Бальтерманц и работал до самой смерти.

В скудные послевоенные годы «огоньковские» обложки Бальтерманца вырезали и вешали дома вместо картин – не ради идеологической выдержанности, а «для красоты». Парадные портреты Коненкова и Айтматова, Яблочкиной и Лихачева – будто не моментальные вспышки магния, а написанные маслом полотна. Не меньшим успехом пользовались и «бытовые» снимки мастера, ведь фотографу удалось изобрести собственную формулу соцреализма – репортаж плюс постановочная съемка. 

Саму постановочную съемку Бальтерманц доводил до виртуозности, не переставая «шлифовать» фотографию в течение долгих лет. В частности, знаменитых «Кукрыниксов» Дмитрий Бальтерманц выполнил сначала в черно-белом варианте, а затем, когда спустя годы в советской фотографии появился цвет, переснял сценку на цветную пленку, практически не изменив ее композиции. 

Особняком в творчестве Дмитрия Бальтерманца стоят снимки официальных лиц. Мастер оставил потомкам фотографии шестерых генсеков – от Сталина до Горбачева. Самое удивительное в этих работах то, что, запечатлевая вождей в официальной обстановке, фотограф, тем не менее, умудрялся подчеркнуть индивидуальность каждого лица, создать фотографию, которая, отвечая принятой идеологии, все же тонко выражала саму суть эпохи. Сталин здесь всегда в окружении своих соратников - Молотова, Жданова, Маленкова, Берии. Хрущев - постоянно играет роль: и на трибуне с початком кукурузы в руке, и на госдаче в кругу “допущенной к телу” интеллигенции. Либеральный настрой Горбачева угадывается даже в том, как он позирует – сидя нога на ногу.

По советским меркам карьера Бальтерманца была очень успешной – он много снимал, публиковался и выставлялся, имел возможность работать за границей, входил в жюри престижных мировых фотоконкурсов. Блестящий профессионализм, безупречное чувство композиции (если Родченко изобрел диагональную композицию, то математик Бальтерманц был виртуозом горизонтали), врожденный аристократизм и хорошие отношения с властью позволяли ему оставаться независимым художником-космополитом. Уникальная художественная интуиция и высочайшее мастерство делали фотографии мастера шедеврами, что бы он ни снимал – окоченелые тела в окопах, каплю росы на цветке, героические портреты рабочих, бескрайние виды Волги, суровую сибирскую тайгу и комсомольцев, прокладывающих сквозь нее БАМ. 

 Этот сильный, умный, мудрый, мужественный и красивый человек, с одной стороны, виртуозно создавал и поддерживал базисные мифы советского строя о счастливой жизни самых сильных и счастливых людей; с другой — самым беспощадным образом демифологизировал действительность, акцентируя в своих фотографиях общечеловечские боль и радость, не зависящие от географических границ и социального строя.

Дмитрий Бальтерманц принадлежит к немногочисленной плеяде советских фотографов, еще при жизни получивших признание за рубежом. Его знали и любили Анри Картье-Брессон, Джозеф Куделка, Марк Рибу, Робер Дуано и другие мэтры европейской фотографии.Умер Дмитрий Николаевич в 1990 году неожиданно и быстро, не проболев и недели. А созданная им фотолетопись советской эпохи живет и сегодня — и, конечно, будет жить завтра.